Император Пётр Первый. Утро стрелецкой казни смертная казнь, палач
На представленный ниже очерк распространяется действие Закона РФ от 9 июля 1993 г. N 5351-I "Об авторском праве и смежных правах" (с изменениями от 19 июля 1995 г., 20 июля 2004 г.). Удаление размещённых на этой странице знаков "копирайт" (либо замещение их иными) при копировании даных материалов и последующем их воспроизведении в электронных сетях, является грубейшим нарушением ст.9 ("Возникновение авторского права. Презумпция авторства.") упомянутого Закона. Использование материалов, размещённых в качестве содержательного контента, при изготовлении разного рода печатной продукции (антологий, альманахов, хрестоматий и пр.), без указания источника их происхождения (т.е. сайта "Загадочные преступления прошлого"(http://www..11 ("Авторское право составителей сборников и других составных произведений") всё того же Закона РФ "Об авторском праве и смежных правах".
Раздел V ("Защита авторских и смежных прав") упомянутого Закона, а также часть 4 ГК РФ, предоставляют создателям сайта "Загадочные преступления прошлого" широкие возможности по преследованию плагиаторов в суде и защите своих имущественных интересов (получения с ответчиков: а)компенсации, б)возмещения морального вреда и в)упущенной выгоды) на протяжении 70 лет с момента возникновения нашего авторского права (т.е. по меньше мере до 2069 г.).
©А.И.Ракитин, 2000 г. ©"Загадочные преступления прошлого", 2000 г.
Всем, должно быть, хорошо известна картина "Утро стрелецкой казни". Ее репродукции на протяжении многих десятилетий входили в приложения учебников истории, воспроизводились в календарях и художественных альбомах.
Образ Государя-реформатора, огнем и мечом насаждавшего цивилизацию в дикой необразованной стране, воспевался историками - масонами как до Октябрьского переворота 1917 г., так и после него. Подавление стрелецкого бунта в русле такой трактовки отечественной истории считалось апофеозом государственнических инстинтктов молодого Царя, пролившего кровь отупелых клерикальных фанатиков во имя высших интересов страны.
Насколько оправдан такой взгляд на события той поры?
Славу победителей турок, которую по праву стяжала вся русская армия после второго Азовского похода, пожали лишь "потешные" полки молодого Государя, которые возвратились вместе с ним. Для их встречи в Москве даже были сооружены деревянные триумфальные ворота. Стрелецкие же полки, вынесшие на себе все тяготы военных будней, остались в разгромленном Азове в качестве гарнизона крепости; помимо караульной и дозорной службы они еще выполняли многочисленные строительные работы при восстановлении городских укреплений.
Непосредственным поводом для возмущения стрельцов послужило известие о намерении перевести 4 полка в г. Великие Луки для прикрытия западной границы. Помимо невыплаты положенного денежного довольствия особенно возмутительным стрельцы сочли требование командования тащить на руках пушки, поскольку в полках нехватало тягловых лошадей. В марте 1698 г. группа из 175 человек, солдат тех самых 4 - х полков, покинула расположение гарнизона и направилась в Москву искать правду.
В столице их никто не ждал. Петр Первый был в Англии, а в его отсутствие никто не хотел заниматься стрельцами. Стремясь хоть кого - то привлечь на свою сторону, стрельцы обратились за поддержкой к царевне Софье. Последняя им также помочь не смогла, но в дальнейшем сам факт такого обращения служил свидетельством существования некоего обширного заговора, направленного на свержение Петра Первого.
В конце - концов, под угрозой ссылки, стрельцов заставили вернуться к своим полкам.
Т. о. конфликт не был разрешен, а скорее, лишь загнан до поры вглубь. Прорвался он через некоторое время, когда полки отказались подчиняться своим командирам, избрали вместо них по 4 человека от каждого полка и под руководством отправились в столицу подавать прошение о государевой милости. Стрельцы были московскими, в Москве жили их семьи, и мятежники хотели всего лишь добиться соблюдения обычных норм службы: выплаты денежного довольствия, роспуска по домам после окончания войны и т. п. Они не были рекрутами и их требования отнюдь не выходили за пределы здравого смысла или традиций воинского быта.
Возмущение стрельцов произошло 6 июня 1698 г., а 18 июня их встретила у Новоиерусалимского монастыря армия под руководством А. С. Шеина и П. Гордона (2300 чел. в составе "потешных" полков и дворянское кавалерийское ополчение). Стрельцы не имели намерения воевать; того же воеводу Алексея Семеновича Шеина они воспринимали как "своего", поскольку он был участником обоих азовских походов и в последнем их них руководил сухопутной группировкой. При первых же выстрелах артиллерии "потешных" стрельцы рассеялись; кавалерия согнала разбегавшихся людей для суда над ними. Шеин и Ромодановский прямо в поле провели дознание и тут же повесили 57 стрельцов, кои были признаны виновными в возникшей смуте и призывах к неподчинению полковым командирам.
На этом, собственно, история стрелецкого бунта 1698 г. и оканчивается. То, что произошло дальше имеет, скорее, отношение к психиатрии, нежели к истории военного дела или политического сыска в России, поскольку наглядно характеризует ту неадекватность мировосприятия, которую обнаруживал Петр Первый на всем протяжении своей жизни.
Царь вернулся из поездки по загранице в конце августа и поначалу, как будто бы, демонстрировал полное удовлетворение работой Шеина и Ромодановского по разгрому стрельцов. Во всяком случае никаких намерений устроить особое разбирательство он вроде бы не демонстрировал. Большой энтузиазм молодой Государь показал в деле обревания бород боярам; во всяком случае этому он посвятил подряд два вечера на "ассамблее" (то бишь попойке) у генераллисимуса Шеина (последний, кстати, являлся первым генераллисимусом русской армии). После того, как брить бороды Петру Первому надоело, он к удивлению окружающих увлекся мыслью наказать стрельцов. Именно так описал в дневнике зарождение идеи нового расследования стрелецкого бунта Патрик Гордон, бывший свидетелем и непосредственным участником тех событий.
Свита думала, что пьяный Царь проспится и поутру обо всем забудет. Но этого не случилось. Поутру Петр Первый отправился обозревать хозяйство Преображенского приказа, занимавшегося сыском по всей России, дабы составить представление о том, сможет ли это учреждение продемонстрировать нужную оперативность в предстоящей работе.
Увиденное Государя не удовлетворило: он приказал немедленно оборудовать дополнительные пыточные камеры. Всего их было построено 14. Это было больше, чем число сотрудников Приказа, наделенных правом заниматься расследованием самостоятельно (всего в подчинении Федора Юрьевича Ромодановского таких сотрудников было 10 человек: два дька и восемь подъячих). В Преображенском, по сути, впервые организовали следственный конвейр: пока в одной пыточной камере дьяк вел допрос и составлял протокол, в другой в это время начинали пытку; дъяк переходил из камеры в камеру нигде не задерживаясь.
Петр Первый продемонстрировал серьезность своих намерений, начав следствие с допроса ненавистной ему сестры Софьи. Царевна была подвергнута пытке - вздернута на дыбе и порота кнутом. Допрос был неофициален; протокол не составлялся и то, что он вообще имел место оспаривалось отечественными либеральными историками, склонными изображать Петра Первого государем мудрым и справедливым. Лишь дневник Патрика Гордона, опубликованный полтора столетия спустя пролил свет на эти события. Жестокосердность "великого" Монарха по отношению к своим родственникам предвосхитила расправу Петра над собственным сыном двумя десятилетиями позже. Покажется удивительным, но Царевна Софья стойко перенесла допрос с пристрастием, ни единым словом не показав против стрельцов. Она даже не признала факт встречи с ними, хотя последнее, кстати, вполне достоверно. Царь был крайне раздражен упорством сестры, нисколько ей не поверил и велел заточить Софью в монастырь. Аналогичному заточению подверглась и другая сестра Монарха - Царевна Марфа - вся вина которой сводилась к тому, единственно, что она была глубоко верующей женщиной и во всем разделяла взгляды Софьи. Сестер разлучили: Софья осталась в Москве, а Марфа была увезена во Владимир.
В сентбре начались повальные аресты московских стрельцов. Охота на них получила громкое название: "великий сыск". Величие его можно признать лишь в отношении размаха арестов, но отнюдь не сложности расследования. Расквартированные в столице стрельцы жили открыто и не думали ни от кого прятаться; в результате облав, проведенных в стрелецких слободах в течение недели были арестованы почти 4 тыс. человек. Все они попали "на конвейр" в Преображенский приказ.
Пытки стрельцов начинались зачастую ещё
до появления в пыточной следователя и секретаря, которым надлежало вести допрос и протокол. Обвиняемым (если можно применить в
настоящем случае это понятие) предлагали дать отчет в "собственных винах" ; поскольку никто себя ни в чем виноватым не
чувствовал, вздернутого на дыбе секли или прикладывали раскаленные щипцы к телу. Допрос проводился быстро и энергично и
обычно не занимал более четверти часа. Изощренные пытки, которыми подвергались некогда участники восстания Степана Разина (проливание на темя ледяной воды и т. п.) в настоящем случае не применялись именно потому, что требовали много времени.
После нескольких энергичных рывков на дыбе и 10 - 15 ударов кнутом допрашиваемый получал довольно
серьезные травмы (разрыв сухожилий, болевой шок, для людей старшего возраста - инфаркт или инсульт) и допрос на этом
прекращался ввиду физической невозможности его продолжения. Большинство стрельцов к окончанию допроса уже сознавались как
в собственных намерениях свергнуть Царя Петра Алексеевича,
так и в ненависти к иноземцам. Этого было вполне достаточно для осуждения подозреваемого.
Люди оговаривали себя руководствуясь - как это не покажется странным - здравым смыслом: ввиду
бессмысленности доказываеть что - либо палачу и дабы не усугублять собственных страданий. Впрочем, история "великого" сыска знает
примеры совершенно удивительной стойкости обвиняемых, когда их, уже тяжело изувеченных, приходилось водить на пытку по
пять - шесть и даже семь раз (!), но примеры эти доказывают лишь исключительную физическую выносливость отдельных
людей и их невиновность; для кровожадного Монарха стойкость эта служила лишь еще одним раздражающим фактором, который
надлежало устранить.
В конечном своем виде официальная версия стрелецкого бунта выглядела так: мятежники предпологали
свергнуть Петра Первого и возвести на престол Царевну Софью, после чего предать огню немецкую слободу и уничтожить
всех иностранцев в Москве; заговорщики
поддерживали связь друг с другом через некую Офимку Кондратьеву, приживалку Царевны Софьи, вдову трех стрельцов. По тому,
какую роль играли в нем женщины, его впору назвать не стрелецким бунтом, а бабьим. Никаких данных, по - настоящему
уличающих Царевен Софью и Марфу в сговоре со стрельцами, получено не было (их, видимо, вовсе не существовало), однако,
это нисколько не облегчило участь стрельцов.
Первую массовую казнь истерзанных пытками людей Петр Великий осуществил 30 сентября 1698 г. Колонна из
200 человек была выведена из Преображенского приказа и отконвоирована на Лобное место в Москве. При прохождении осужденных под
окнами государева дворца (также расположенного в селе Преображенском) Петр Первый выскочил на улицу и приказал рубить
головы стрельцам прямо на дороге. Пятерым из них отрубили головы тут же. Дикость и бессмысленность этой расправы над
людьми и без того обреченными на смерть через час - другой, вообще
не поддается рациональному объяснению; человек верующий назовет эту одержимость беснованием, психиатр - психозом, но вне
зависимости от точки зрения следует согласиться с тем, что в этот день Петр Первый показал себя человеком, безусловно,
страшным и неадекватным в своих реакциях.
После казни пятерых человек, наобум выхваченных из колонны, Петр Первый разрешил продолжить движение и
сам помчался вместе со свитой к Лобному месту. Там при огромной стечении народа Государь взялся лично рубить головы
стрельцам. Свита его была обязана принять в этом участие; отказались лишь иностранцы, которые мотивировали свое нежелание
боязнью снискать ненависть русского простонародья.
Казнь 30 сентября растянулась более чем на 2 часа, что вызвало неудовольствие Монарха, любившего
во всём быстроту и впадавшего в депрессию от любого продолжительно напряжения.
Поэтому для ускорения казней впредь было решено использовать не плахи, а бревна и укладывать на
них осужденных не по одному, а сколько достанет длины бревна.
На следующей массовой казни, последовавшей 11 октября 1698 г., именно так и поступили. На двух
длинных корабельных соснах одновременно укладывали свои шеи до 50 человек; палачам приходилось
вставать на тела казнимых. В три приема были казнены 144 стрельца. Пьяному Монарху надоело махать самому топором и он
велел выкликать желающих из толпы. Многие соглашались быть добровольными палачами. Казнь превратилась в грандиозное шоу;
толпе бесплатно наливалась водка, "пей - не хочу" !
На следующий день - 12 октября 1698 г. - произошла ещё одна, самая массовая казнь: в этот день были
отрублены головы 205 стрельцам.
Наконец, 13 октября новый акт дьявольской вакханалии. В этот день произошла казнь
еще 141 стрельца. Как и в предыдущие дни из толпы выкликались добровольцы, которые за царский подарок да из собственного
азарта соглашались стать палачами. Петр Первый хотел разделить с народом свою отвественность за невиданное душегубство. На
Красной площади рекой лилась водка, пьяные толпы шумно выражали своему Государю преданность и любовь.
Ещё неудовлетворённый казнью почти 800 человек, но уже пресыщенный механическим отрубанием голов,
державный самодур решил придать этой процедуре поболее торжественности. Поскольку осенью 1698 г. выпал ранний снег,
Петр Первый надумал вывозить казнимых к Лобному месту в черных санях, увитых черными лентами, в которых стрельцы д. б. сидеть по двое с зажженными свечами в руках. Каурые лошади и возницы в черных тулупах по мысли высочайшего режиссера нагоняли ещё больший ужас своим видом.
Три дня ушли на подготовку необходимого антуража и 17 октября 1698 г. череда казней продолжилась.
В этот день были казнены 109 человек. На следующий день были казнены 65 стрельцов, а 19 октября - 106.
Пётр отправился в Воронеж и преследования стрельцов прекратились; все понимали абсурдность
происходящего. Глава Преображенского приказа боярин Федор Юрьевич Ромодановский, почитающийся официальной исторической наукой
за редкостного садиста и душегуба, в отсутствие Петра Первого (ноябрь - декабрь 1698 г.) не казнил ни одного
стрельца, хотя и имел такое право. За это время он отправил в каторгу более 600 человек, но вот на плаху - ни одного.
Объяснение тут м. б. одно - Ромодановский прекрасно понимал бредовость официальной версии о стрелецком бунте и не хотел
пятнать себя кровью людей, в чью виновность не верил.
Вернувшийся в январе 1699 г. из поездки в Воронеж Петр Первый был крайне раздражен прекращением
казней. Видимо, он полагал, что еще недостаточно напугал подданных своей свирепостью.
В январе - феврале 1699 г. были казнены еще 215 стрельцов. В отличие от казненных осенью, этих
людей повесили. На стене, окружавшей Новодевичий монастырь в Москве, установили виселицы, на которых и были повешены
несчастные. В монастыре была заточена Царевна Софья; казненные, по замыслу Самодержавного палача, своим видом д. б.
устрашать ее и насельников монатыря и предостерегать их от новых заговоров. Весь остаток зимы и март месяц (до наступления
тепла) тела казненных оставались на стенах.
Много заговоров было в России; многих заговорщиков в разное время казнили, но до такого кощунства,
как нарочитое оскорбление
православных святынь, кроме большевиков да татар никто не доходил. В этом молодой Государь - реформатор может быть доволен: он
попал в один ряд с самыми злобными врагами исторической России - инородцами и иноверцами.
С сентября 1698 г. по февраль 1699 г. были казнены 1182 стрельца, почти каждый третий из привлеченных к расследованию. Более 600 человек были отправлены в Сибирь, еще 2000 человек - принудительно отправлены из столицы для
службы в провинциальных стрелецких полках (окончательно как род войск таковые были уничтожены в 1705 г.).
Какова дальнейшая судьба нечаянных жертв "стрелецкого бунта" ? Сестры Царя - Софья и Марфа - так
и не вышли из монастырей, в которых они содержались на тюремном положении. Софья (при пострижении приняла имя Сусанна)
умерла в заточении в 1707 г. ; Марфа (при постриге - Маргарита) - в 1704 г.
Что стало с героями подавления "стрелецкого бунта" ? Генераллисимус Алексей Шеин пережил последнего
из казненных стрельцов ровно на год: он скончался 12 февраля 1700 г. в возрасте 37 лет. Его боевой соратник,
доблестный шотландец, поменявший на своем веку трёх хозяев, Патрик Гордон, умер и того ранее - 29 ноября 1699 г. Об
обстоятельствах мученической смерти Петра Первого хорошо известно. Много было ужасных преступлений на совести этого Монарха
(на нашем сайте обязательно будет помещен очерк об обстоятельствах убийства Петром собственного сына), но расправа над
стрельцами стоит особняком в этом мрачном списке.
Почему-то никого из этих людей не жалко: ни Шеина, ни Гордона, ни - тем более! - Петра.
Жаль страну и народ, что обречены историческим жребием выносить тяжелейшие испытания, рождённые в головах правителей-самодуров.
Стрелецкое восстание 1698 г. – поход стрельцов на Москву с целью посадить на царский трон царевну Софью. Были остановлены и разбиты верными войсками под Воскресенским Новоиерусалимским монастырем, Софья пострижена в монахини.
НАКАНУНЕ БУНТА 1682 Г.
В таком положении были дела, когда умер Феодор. В самый день его смерти, во время присяги Петру, стрельцы приказа Карандеева отказались целовать крест: к ним отправлены были окольничий князь Константин Щербатый, думный дворянин Змеев и думный дьяк Украинцев, которым удалось уговорить стрельцов, и они поцеловали крест Петру.
ХОД БУНТА 1682 Г.
15 мая произошел так называемый стрелецкий бунт. Милославские дали знать утром этого дня в стрелецкие слободы, что изменники задушили царя Ивана. Стрельцов звал и в Кремль. В боевом порядке выступили стрелецкие полки в Кремль, успели занять кремлевские ворота, прекратили сношения Кремля с остальным городом и подошли ко дворцу. Во дворце собрались, услыша о приближении стрельцов, бояре, бывшие в Кремле, и патриарх. Из криков стрельцов они знали, зачем явилось стрелецкое войско, знали, что они считали царя Ивана убитым. Поэтому на дворцовом совете было решено показать стрельцам и Ивана, и Петра, чтобы сразу убедить их в полном отсутствии всякой измены и смуты во дворце. Царица Наталья вывела обоих братьев на Красное крыльцо, и стрельцы, вступив на разговор с самим Иваном, услышали от него, что "его никто не изводит, и жаловаться ему не на кого". Эти слова показали стрельцам, что они жертва чьего-то обмана, что изменников нет и истреблять некого. Старик Матвеев умелой и сдержанной речью успел успокоить стрельцов настолько, что они хотели разойтись. Но Михаил Юрьевич Долгорукий испортил дело. Будучи, после отца своего Юрия, вторым начальником Стрелецкого приказа и думая, что теперь стрельцы смирились совсем, он отнесся к толпе с бранью и грубо приказывал ей расходиться. Стрельцы, рассердясь и подстрекаемые людьми из партии Милославских, бросились на него, убили его и, опьяненные первым убийством, бросились во дворец искать других "изменников". Матвеева они схватили на глазах царицы Натальи и Петра (некоторые рассказывали, что даже выхватили из их рук) и рассекли на части; за Матвеевым были схвачены и убиты бояре князь Ромодановский, Аф. Кир. Нарышкин и другие лица. Особенно искали стрельцы ненавистного Милославским Ив. Кир. Нарышкина, способнейшего брата царицы, но не нашли, хотя обыскали весь дворец. Убийства совершались и вне дворца. В своем доме был убит князь Юрий Долгорукий. На улице схвачен и потом убит Ив. Макс. Языков, представитель третьей дворцовой партии. Над трупами убитых стрельцы ругались до позднего вечера и, оставив караул в Кремле, разошлись по домам.
16 мая возобновились сцены убийства. Стрельцы истребили всех тех, кого сторона Милославских считала изменниками. Но желаемого Ив. Кир. Нарышкина не нашли и в этот день - он искусно прятался во дворце. 17 мая утром стрельцы настоятельно потребовали его выдачи, как последнего уцелевшего изменника. Чтобы прекратить мятеж, во дворце нашли необходимым выдать Ивана Кирилловича. Он причастился и предался стрельцам, его пытали и убили. Этим окончился мятеж.
[…] У Милославских, таким образом, исчезли их политические противники. Хозяевами дел становились теперь они, Милославские; представительницей власти стала Софья, потому что Наталья Кирилловна удалилась от дел. В те дни ее грозили даже "выгнать из дворца". Вступление во власть со стороны Милославских выразилось тотчас же после бунта тем, что места, занятые прежде в высшей московской администрации людьми, близкими к Нарышкиным, еще до окончания бунта перешли к сторонникам Софьи. Князь В.В. Голицын получил начальство над Посольским приказом; князь Ив. Андр. Хованский с сыном Андреем стали начальниками Стрелецкого приказа (т. е. всех стрелецких войск). Иноземский и Рейтарский приказы подчинены были Ив. Мих. Милославскому.
Но, завладев фактически властью, уничтожив одних и устранив отдел других своих врагов, Софья и ее сторонники не заручились еще никаким юридическим основанием своего господствующего положения. Таким юридическим основанием могло быть воцарение царя Ивана и передача опеки над ним какому-нибудь лицу его семьи. Этого Софья достигла помощью тех же стрельцов. Конечно, по наущению ее сторонников, стрельцы били челом о том, чтобы царствовал не один Петр, а оба брата. Боярская дума и высшее духовенство, боясь повторения стрелецкого бунта, 26 мая провозгласили первым царем Ивана, а Петра - вторым. Немедленно затем стрельцы били челом о том, чтобы правление поручено было, по молодости царей, Софье. 29 мая Софья согласилась править. Мятежных, но верных ей стрельцов Софья угощала во дворце. Таким образом, партия Софьи достигла официального признания своего политического главенства.
Однако все население Москвы и сами стрельцы сознавали, что стрелецкое движение, хотя и вознаграждалось правительством, было все-таки незаконным делом, бунтом. Сами стрельцы поэтому боялись наказания в будущем, когда правительство усилится и найдет помимо них опору в обществе и внешнюю силу. Стараясь избежать этого, стрельцы требуют гарантий своей безопасности, официального признания своей правоты. Правительство не отказывает и в этом. Оно признает, что стрельцы не бунтовали, а только искореняли измену. Такое признание и было засвидетельствовано всенародно в виде особых надписей на каменном столбе, который стрельцы соорудили на Красной площади в память майских событий.
Постройка такого памятника, прославлявшего мятежные подвиги, еще более показала народу, что положение дел в Москве ненормально и что стрельцы, до поры до времени, единственная сила, внушающая боязнь даже дворцу.
Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. СПб., 2000 http://magister.msk.ru/library/history/platonov/plats005.htm#gl2
МЯТЕЖ 1682 Г. ГЛАЗАМИ ОЧЕВИДЦА
И мая в 15 день в 11 часу дня собрався они, стрельцы всех приказов, с ружьем: с копьи и с мушкеты, з бердыши, с пушки и, засфетя фетили, ударили в боробаны и били в колокола у своих приходских церквей и в большой городовой набатной колокол. И ходили в Кремль стройством з знамены, и пришли в Кремль на Красное крыльцо и на иные крыльца, и в царевы палаты, и теремы, и переходы. И ис царевых полат царь Петр Алексеевич вышел з бояры, и они, стрельцы, прошали изменников бояр. И взяли, и подняли на копьи боярина князя Григорья /л. 240 об./ Ромодановского и вынесли на Красную площедь, и изрубила в части. Тут же, на площади, казнили своими руками: в мелочь изрубили бояр князь Михаила Долгоруково, Артемона Матвеева, Афанасья Нарышкина, Федора Салтыкова, думнова Лариона Иванова с сыном, полковника Григорья Горюшкина. Да боярина князя Юрья Долгоруково пришли на двор, и ис хором ево с крыльца скинули, и за ворота выволокли и искололи. И на другой день ево ж, князь Юрья, мертвого изрубили в мелкие части. И в Холопье приказе записные холопьи книги и всякие писма и казну разгромя, и всякие книги и крепости вынесли на Красную площедь, и все изодрали и розметали, и людем боярским дали волю. А в царских хоромах по всем ходили /л. 241./ невежливо с ружьем и искали бояр казнить. И у святейшего патриарха в Крестовой палате, и в ыных в полатах во всех, и во всем дому с ружьем ходили, и бояр искали ж, и святейшего патриарха про бояр с невежеством спрашивали, и дверь у полат вырубили, и дворецкого его по веревки в окно ж метали не однова, и вис на веревки.
И мая в 16 день думного Аверкея Кирилова на площеди казнили ж, и боярских людей, которые почели уносить платье и грабить казнили ж.
И мая в 18 день царицы Натальи Кириловны брата, боярина Ивана Нарышкина, пытали и казнили, и голову ево на копье взоткнули, и Данила жидовина с сыном казнили ж./л. 241 об./
И мая в 19 день царицы Натальи Кириловны отца, боярина Кирила Нарышкина, пострыгли в Чюдове монастыре и сослали ево в сылку в Кирилов монастырь за великим караулом.
А им, стрельцом и салдатом, выдали великое денежное жалованье, а кружечной двор был заперт. А убитых тела лежали на площади дней по пяти. И тех убитых животы их взяты на государя, и по оценке малой продовали им же, /л. 242./ стрельцом, а опричь стрельцов никому не продовали.
Поденные записи очевидца московского восстания 1682 года // Советские архивы, № 2. 1979 http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVII/1680-1700/Vosst_1682/Ocevidec/text.htm
СТРЕЛЕЦКИЙ БУНТ 1689 Г.
[…] В 1689 г., по возвращении Голицына из Крыма. Началось со слухов. Пошли разговоры, что стрельцы, по наущению Софьи и начальника Стрелецкого приказа Федора Шакловитого, снова замышляют убить Петра и вдовствующую царицу Наталью Кирилловну. Напуганный этим известием, семнадцатилетний Петр ночью бежал из своей резиденции в селе Преображенском под защиту стен Троице-Сергиевого монастыря. Противостояние Нарышкиных и Милославских, Петра и Софьи приняло ничем не замаскированный характер. Однако стрельцы на сей раз повели себя очень пассивно, набат не зазвучал, сторонников у правительства не оказалось. Патриарх, выехавший для переговоров с Петром, больше не вернулся в Москву. Вслед за патриархом потянулись бояре, уходили строем с развернутыми знаменами пешие и конные полки. Софью и Голицына просто никто не хотел поддерживать, а стрельцы с готовностью выдали Петру Шакловитого. В итоге Шакловитому отрубили голову. Голицын был сослан, а Софья заточена в монастырь.
Гумилёв Л.Н. От Руси до России. М., 2003. Часть 3. Царство Московское. На пороге империи http://www.bibliotekar.ru/gumilev-lev/65.htm
СТРЕЛЕЦКИЙ БУНТ 1698 Г.
[…] В царском стане все приготовилось к бою, так как мятежники были непоколебимы в своем намерении сражаться. Но стрельцы выказывали не меньшую заботливость: они устраивали боевую линию, наводили орудия, становились рядами, отправляли обычный молебен и делали воззвание к Богу, как будто бы они должны были вступить в бой с врагами за правое дело. Нет такой бессовестной злобы, которая бы осмелилась выказываться откровенно, не прикрываясь личиной добродетели и справедливости. Оба отряда, осенив себя бесчисленное множество раз крестным знамением, начали сраженье. Войско Шеина открыло пушечную и ружейную пальбу, но только холостыми зарядами, так как воевода не терял еще надежды, что стрельцы, испуганные действительным отпором, возвратятся к повиновению. Но стрельцы, заметив, что после первых выстрелов не было ни раненых, ни убитых, сделались еще смелее в своем злодеянии. С большим присутствием духа, чем прежде, открыли они огонь, и несколько убитых и большое число раненых пали от их выстрелов. Когда смерть и раны достаточно уверили, что нужны более сильные меры, разрешено было полковнику де Граге не употреблять более холостых зарядов, но стрелять ядрами и картечью из пушек большого калибра. Полковник де Граге этого только и ожидал: он тотчас же дал столь удачный залп в мятежников, что укротил их ярость, и стан врагов, бывший поприщем подвигов сражавшихся воинов, превратился в место жалкого побоища. Одни падали мертвые, другие в ужасе бегали, как безумные, потеряв вместе с самонадеянностью и присутствие духа; те, которые в этом опасном положении сохранили более здравого рассудка, старались ослабить и даже уничтожить действие царской артиллерии, взаимно направляя свои орудия на пушки де Граге, но усилие их было тщетно. Полковник де Граге предупредил их оборот, направив свои орудия на пушки мятежной толпы; он открыл огонь, который, подобно беспрерывному урагану, сметал приближающихся к их орудиям стрельцов; много из них пало, еще большее число обратилось в бегство, и никто уже не смел возвращаться к своей батарее.
Корб И.Г. Дневник путешествия в Московское государство. Пер. и примеч. А. И. Малеина СПб., 1906. Краткое описание опасного мятежа стрельцов в Московии http://www.hrono.ru/libris/lib_k/korb05.html
ПЫТКА СРЕЛЬЦОВ
Жестокость мучений, которым предавали преступников, была неслыханная: их ужасно били плетьми, но, не получая ответа, допросчики подвергали спины стрельцов, обагренные кровью и заплывшие сукровицей, действию огня, чтобы, через медленное обжигание кожи изувеченного тела, острая боль, проникая до мозгов костей и самых фибр нервов, причиняла жестокие мучения. Эти пытки употреблялись поочередно, сменяя одна другую. Страшно было и видеть и слышать эту ужасную трагедию. На открытой равнине было разложено более тридцати страшных костров, над ними обжигали несчастных, подвергаемых допросу, которые издавали ужасные вопли; на другом месте раздавались жестокие удары плетью, и таким образом прекраснейшая на земле местность обратилась в место зверских истязаний.
Когда большая часть преступников уже подверглась пытке, нашлись между ними такие, которые не вынесли муки и объявили следующее показание касательно своих злых замыслов: “Мы знаем, как преступно наше дело; мы все заслужили смертную казнь, и, быть может, ни один из нас не желал бы быть освобожден от оной. Если бы судьба оказалась благоприятной нашим замыслам, мы бы подвергли бояр таким же казням, каких ожидаем теперь как побежденные, ибо мы имели намерение все предместье Немецкое сжечь, ограбить и истребить его дотла и, очистив это место от немцев, которых мы хотели всех до одного умертвить, вторгнуться в Москву; потом, убив тех солдат, которые бы нам оказали сопротивление, прочих присоединить к себе как соучастников в нашем злодеянии, бояр одних казнить, других заточить и всех их лишить мест и достоинств, чтобы тем легче привлечь к себе чернь. Некоторые священники пошли бы перед нами с иконой Божией Матери и образом св. Николы, чтобы показать, что мы не по коварству взялись за оружие, но по благочестию, во славу Бога и на защиту веры. Овладев верховной властью, мы бы рассеяли в народе письма, в которых бы уверяли, что его царское величество, выехавши, по дурным советам немцев, за границу, за морем скончался. В них народ читал бы также следующее: нужно предпринять меры, чтобы государственный корабль не носился по морю без кормчего, через что мог бы легко подвергнуться опасности, попасть на какие-либо скалы, претерпеть крушение, а потому царевна Софья Алексеевна будет временно посажена на престол, пока царевич не достигнет совершеннолетия и не возмужает. Василий Голицын будет возвращен из ссылки, чтобы помогать своими мудрыми советами Софье”. Так как все статьи этого показания были настолько важны, что даже каждая из них, взятая в отдельности, подвергала виновных смертной казни, то воевода Шеин велел сделать по оным приговор, обнародовать его и исполнить.
Всем, должно быть, хорошо известна картина "Утро стрелецкой казни". Её репродукции на протяжении многих десятилетий входили в приложения учебников истории, воспроизводились в календарях и художественных альбомах. Образ государя - реформатора, огнём и мечом насаждавшего цивилизацию в дикой необразованной стране, воспевался историками - масонами как до Октябрьского переворота 1917 г., так и после него. Подавление стрелецкого бунта в русле такой трактовки российской истории считалось апофеозом государственнических инстинтктов молодого царя, пролившего кровь отупелых клерикальных фанатиков во имя высших интересов страны.
Насколько оправдан такой взгляд на события той поры?
Славу победителей турок, которую по праву стяжала вся московская армия после второго Азовского похода, пожали лишь "потешные" полки молодого государя, которые возвратились вместе с ним. Для их встречи в Москве даже были сооружены деревянные триумфальные ворота. Стрелецкие же полки, вынесшие на себе все тяготы военных будней, остались в разгромленном Азове в качестве гарнизона крепости; помимо караульной и дозорной службы они ещё выполняли многочисленные строительные работы при восстановлении городских укреплений.
Непосредственным поводом для возмущения стрельцов послужило известие о намерении перевести 4 полка в г. Великие Луки для прикрытия западной границы. Помимо невыплаты положенного денежного довольствия особенно возмутительным стрельцы сочли требование командования тащить на руках пушки, поскольку в полках нехватало тягловых лошадей. В марте 1698 г. группа из 175 человек, солдат тех самых 4 - х полков, покинула расположение гарнизона и направилась в Москву искать правду.
В столице их никто не ждал. Пётр I был в Англии, а в его отсутствие никто не хотел заниматься стрельцами. Стремясь хоть кого-то привлечь на свою сторону, стрельцы обратились за поддержкой к царевне Софье. Последняя им также помочь не смогла, но в дальнейшем сам факт такого обращения служил свидетельством существования некоего обширного заговора, направленного на свержение Петра I.
В конце - концов, под угрозой ссылки, стрельцов заставили вернуться к своим полкам.
Т. о. конфликт не был разрешен, а скорее, лишь загнан до поры вглубь. Прорвался он через некоторое время, когда полки отказались подчиняться своим командирам, избрали вместо них по 4 человека от каждого полка и отправились в столицу подавать прошение о государевой милости. Стрельцы были московскими, в Москве жили их семьи, и мятежники хотели всего лишь добиться соблюдения обычных норм службы: выплаты денежного довольствия, роспуска по домам после окончания войны и т. п. Они не были рекрутами и их требования отнюдь не выходили за пределы здравого смысла или традиций воинского быта.
Возмущение стрельцов произошло 6 июня 1698 г., а 18 июня их встретила у Новоиерусалимского монастыря армия под руководством А. С. Шеина и П. Гордона (2300 чел. в составе "потешных" полков и дворянское кавалерийское ополчение). Стрельцы не имели намерения воевать; того же воеводу Алексея Семеновича Шеина они воспринимали как "своего", поскольку он был участником обоих азовских походов и в последнем из них руководил сухопутной группировкой. При первых же выстрелах артиллерии "потешных" стрельцы рассеялись; кавалерия согнала разбегавшихся людей для суда над ними. Шеин и Ромодановский прямо в поле провели дознание и тут же повесили 57 стрельцов, кои были признаны виновными в возникшей смуте и призывах к неподчинению полковым командирам.
На этом, собственно, история стрелецкого бунта 1698 г. и оканчивается. То, что произошло дальше имеет, скорее, отношение к психиатрии
, нежели к истории военного дела или политического сыска в России, поскольку наглядно характеризует ту неадекватность мировосприятия, которую обнаруживал Пётр I на всем протяжении своей жизни.
Царь вернулся из поездки по загранице в конце августа и поначалу, как будто бы, демонстрировал полное удовлетворение работой Шеина и Ромодановского по разгрому стрельцов. Во всяком случае никаких намерений устроить особое разбирательство он вроде бы не демонстрировал. Большой энтузиазм молодой государь показал в деле обревания бород боярам; во всяком случае этому он посвятил подряд два вечера на "ассамблее" (то бишь попойке) у генераллисимуса Шеина. После того, как брить бороды Петру надоело, он к удивлению окружающих увлекся мыслью наказать стрельцов. Именно так описал в дневнике зарождение идеи нового расследования стрелецкого бунта Патрик Гордон, бывший свидетелем и непосредственным участником тех событий.
Свита думала, что пьяный царь проспится и поутру обо всем забудет. Но этого не случилось. Поутру Пётр I отправился обозревать хозяйство Преображенского приказа, занимавшегося сыском по всей Московии, дабы составить представление о том, сможет ли это учреждение продемонстрировать нужную оперативность в предстоящей работе.
Увиденное государя не удовлетворило: он приказал немедленно оборудовать дополнительные пыточные камеры. Всего их было построено 14. Это было больше, чем число сотрудников Приказа, наделенных правом заниматься расследованием самостоятельно (всего в подчинении Фёдора Юрьевича Ромодановского таких сотрудников было 10 человек: два дьяка и восемь подьячих). В Преображенском, по сути, впервые организовали следственный конвеер: пока в одной пыточной камере дьяк вел допрос и составлял протокол, в другой в это время начинали пытку; дьяк переходил из камеры в камеру нигде не задерживаясь.
Пётр I продемонстрировал серьезность своих намерений, начав следствие с допроса ненавистной ему сестры Софьи. Царевна была подвергнута пытке - вздернута на дыбе и порота кнутом.
Допрос был неофициален; протокол не составлялся и то, что он вообще имел место оспаривалось российкими либеральными историками, склонными изображать Петра I государем мудрым и справедливым. Лишь дневник Патрика Гордона, опубликованный полтора столетия спустя пролил свет на эти события. Жестокосердность "великого" монарха по отношению к своим родственникам предвосхитила расправу Петра над собственным сыном двумя десятилетиями позже. Покажется удивительным, но царевна Софья стойко перенесла допрос с пристрастием, ни единым словом не показав против стрельцов. Она даже не признала факт встречи с ними, хотя последнее, кстати, вполне достоверно. Царь был крайне раздражен упорством сестры, нисколько ей не поверил и велел заточить Софью в монастырь. Аналогичному заточению подверглась и другая сестра Монарха - Царевна Марфа - вся вина которой сводилась к тому, единственно, что она была глубоко верующей женщиной и во всем разделяла взгляды Софьи. Сестёр разлучили: Софья осталась в Москве, а Марфа была увезена во Владимир.
В сентбре начались повальные аресты московских стрельцов. Охота на них получила громкое название "великий сыск". Величие его можно признать лишь в отношении размаха арестов, но отнюдь не сложности расследования. Расквартированные в столице стрельцы жили открыто и не думали ни от кого прятаться; в результате облав, проведенных в стрелецких слободах в течение недели были арестованы почти 4 тыс. человек. Все они попали "на конвеер" в Преображенский приказ.
Пытки стрельцов начинались зачастую ещё до появления в пыточной следователя и секретаря, которым надлежало вести допрос и протокол. Обвиняемым (если можно применить в настоящем случае это понятие) предлагали дать отчет в "собственных винах"; поскольку никто себя ни в чем виноватым не чувствовал, вздернутого на дыбе секли или прикладывали раскаленные щипцы к телу. Допрос проводился быстро и энергично и обычно не занимал более четверти часа. Изощренные пытки, которыми подвергались некогда участники восстания Степана Разина (проливание на темя ледяной воды и т. п.) в настоящем случае не применялись именно потому, что требовали много времени.
После нескольких энергичных рывков на дыбе и 10 - 15 ударов кнутом допрашиваемый получал довольно серьезные травмы (разрыв сухожилий, болевой шок, для людей старшего возраста - инфаркт или инсульт) и допрос на этом прекращался ввиду физической невозможности его продолжения. Большинство стрельцов к окончанию допроса уже сознавались как в собственных намерениях свергнуть царя Петра Алексеевича, так и в ненависти к иноземцам. Этого было вполне достаточно для осуждения подозреваемого.
Люди оговаривали себя руководствуясь - как это не покажется странным - здравым смыслом: ввиду бессмысленности доказываеть что - либо палачу и дабы не усугублять собственных страданий. Впрочем, история "великого" сыска знает примеры совершенно удивительной стойкости обвиняемых, когда их, уже тяжело изувеченных, приходилось водить на пытку по 5 - 6 и даже 7 раз (!), но примеры эти доказывают лишь исключительную физическую выносливость отдельных людей и их невиновность; для кровожадного монарха стойкость эта служила лишь еще одним раздражающим фактором, который надлежало устранить.
В конечном своем виде официальная версия
стрелецкого бунта выглядела так: мятежники предпологали свергнуть Петра I и возвести на престол царевну Софью, после чего предать огню немецкую слободу и уничтожить всех иностранцев в Москве; заговорщики поддерживали связь друг с другом через некую Офимку Кондратьеву, приживалку царевны Софьи, вдову трех стрельцов. По тому, какую роль играли в нем женщины, его впору назвать не стрелецким бунтом, а бабьим. Никаких данных, по-настоящему уличающих царевен Софью и Марфу в сговоре со стрельцами, получено не было
(их, видимо, вовсе не существовало), однако, это нисколько не облегчило участь стрельцов.
Первую массовую казнь истерзанных пытками людей Пётр осуществил 30 сентября 1698 г. Колонна из 200 человек была выведена из Преображенского приказа и отконвоирована на Лобное место в Москве. При прохождении осужденных под окнами государева дворца (также расположенного в селе Преображенском) Пётр I выскочил на улицу и приказал рубить головы стрельцам прямо на дороге.
Пятерым из них отрубили головы тут же. Дикость и бессмысленность этой расправы над людьми и без того обреченными на смерть через час - другой, вообще не поддается рациональному объяснению
; человек верующий назовет эту одержимость беснованием, психиатр - психозом, но вне зависимости от точки зрения следует согласиться с тем, что в этот день Пётр I показал себя человеком, безусловно, страшным и неадекватным
в своих реакциях.
После казни пятерых человек, наобум выхваченных из колонны, Пётр I разрешил продолжить движение и сам помчался вместе со свитой к Лобному месту. Там при огромной стечении народа государь взялся лично рубить головы
стрельцам. Свита его была обязана
принять в этом участие; отказались лишь иностранцы, которые мотивировали свое нежелание боязнью снискать ненависть московского простонародья.
Казнь 30 сентября растянулась более чем на 2 часа, что вызвало неудовольствие монарха, любившего во всём быстроту и впадавшего в депрессию от любого продолжительно напряжения.
Поэтому для ускорения казней впредь было решено использовать не плахи, а бревна и укладывать на них осужденных не по одному, а сколько достанет длины бревна.
На следующей массовой казни, последовавшей 11 октября 1698 г., именно так и поступили. На двух длинных корабельных соснах одновременно укладывали свои шеи до 50 человек; палачам приходилось вставать на тела казнимых. В три приема были казнены 144 стрельца. Пьяному Петру надоело махать самому топором
и он велел выкликать желающих из толпы. Многие соглашались быть добровольными палачами. Казнь превратилась в грандиозное шоу; толпе бесплатно наливалась водка, "пей - не хочу" !
На следующий день - 12 октября 1698 г. - произошла ещё одна, самая массовая казнь: в этот день были отрублены головы 205 стрельцам.
Наконец, 13 октября новый акт дьявольской вакханалии. В этот день произошла казнь еще 141 стрельца. Как и в предыдущие дни из толпы выкликались добровольцы, которые за царский подарок да из собственного азарта соглашались стать палачами. Пётр I хотел разделить с народом свою отвественность за невиданное душегубство
. На Красной площади рекой лилась водка, пьяные толпы шумно выражали своему государю преданность и любовь.
Ещё неудовлетворённый казнью почти 800 человек, но уже пресыщенный механическим отрубанием голов, державный самодур решил придать этой процедуре поболее торжественности. Поскольку осенью 1698 г. выпал ранний снег, Пётр I надумал вывозить казнимых к Лобному месту в черных санях, увитых черными лентами, в которых стрельцы д. б. сидеть по двое с зажженными свечами в руках. Каурые лошади и возницы в черных тулупах по мысли высочайшего режиссера нагоняли ещё больший ужас своим видом.
Три дня ушли на подготовку необходимого антуража и 17 октября 1698 г. череда казней продолжилась. В этот день были казнены 109 человек. На следующий день были казнены 65 стрельцов, а 19 октября - 106.
Пётр отправился в Воронеж и преследования стрельцов прекратились; все понимали абсурдность происходящего. Глава Преображенского приказа боярин Федор Юрьевич Ромодановский, почитающийся официальной исторической наукой за редкостного садиста и душегуба, в отсутствие Петра I (ноябрь - декабрь 1698 г.) не казнил ни одного стрельца
, хотя и имел такое право. За это время он отправил в каторгу более 600 человек, но вот на плаху - ни одного. Объяснение тут м. б. одно - Ромодановский прекрасно понимал бредовость официальной версии о стрелецком бунте и не хотел пятнать себя кровью людей, в чью виновность не верил.
Вернувшийся в январе 1699 г. из поездки в Воронеж Пётр I был крайне раздражен прекращением казней. Видимо, он полагал, что ещё недостаточно напугал подданных своей свирепостью.
В январе - феврале 1699 г. были казнены еще 215 стрельцов. В отличие от казненных осенью, этих людей повесили. На стене, окружавшей Новодевичий монастырь в Москве, установили виселицы, на которых и были повешены несчастные. В монастыре была заточена царевна Софья; казненные, по замыслу самодержавного палача, своим видом д. б. устрашать её и насельников монастыря и предостерегать их от новых заговоров. Весь остаток зимы и март месяц (до наступления тепла) тела казненных оставались на стенах.
Много заговоров было в России; многих заговорщиков в разное время казнили, но до такого кощунства, как нарочитое оскорбление православных святынь, кроме большевиков да татар никто не доходил. В этом молодой государь - реформатор может быть доволен: он попал в один ряд с самыми злобными врагами исторической России - инородцами и иноверцами.
С сентября 1698 г. по февраль 1699 г. были казнены 1182 стрельца, почти каждый третий из привлеченных к расследованию. Более 600 человек были отправлены в Сибирь, ещё 2000 человек - принудительно отправлены из столицы для службы в провинциальных стрелецких полках (окончательно как род войск таковые были уничтожены в 1705 г.).
Какова дальнейшая судьба нечаянных жертв "стрелецкого бунта"? Сестры царя - Софья и Марфа - так и не вышли из монастырей, в которых они содержались на тюремном положении. Софья (при пострижении приняла имя Сусанна) умерла в заточении в 1707 г. ; Марфа (при постриге - Маргарита) - в 1704 г.
Что стало с героями подавления "стрелецкого бунта"? Генераллисимус Алексей Шеин пережил последнего из казненных стрельцов ровно на год: он скончался 12 февраля 1700 г. в возрасте 37 лет. Его боевой соратник, доблестный шотландец, поменявший на своем веку трёх хозяев, Патрик Гордон, умер и того ранее - 29 ноября 1699 г. Об обстоятельствах мученической смерти Петра I хорошо известно. Много было ужасных преступлений на совести этого монарха, но расправа над стрельцами стоит особняком в этом мрачном списке.
Почему-то никого из этих людей не жалко: ни Шеина, ни Гордона, ни - тем более! - Петра. Жаль страну и народ, что обречены историческим жребием выносить тяжелейшие испытания, рождённые в головах правителей-самодуров.
После падения Софьи стрельцам жилось худо.
Отправляясь в Европу, Петр I послал четыре стрелецких полка в Азов. Они там укрепляли город, несли боевую службу. На смену им были посланы новые полки, а прежним из Азова повелели идти не в Москву, а в Великие Луки - на российско-литовскую границу. Им-то хотелось к женам, а их - воинов - послали охранять границу. Тут-то стрельцы и проявили свое недовольство; 175 человек при оружии покинули боевой пост и явились в Москву просить царя отпустить их, очень уставших, изнемогших, в Москву.
Бояре, отвечавшие за решение подобных проблем, проявили мягкотелость (впрочем, оправданную). Они арестовали четырех стрельцов, но остальные вступились за товарищей, отбили их и стали буянить. Их с трудом утихомирили, уговорили отправиться по месту службы. Согласно показаниям следствия, произведенного позже, двое стрельцов побывали в гостях у царевны Софьи. Но прямых улик против нее не было добыто.
Однако во время бунта стрельцами были высказаны, между прочим, следующие жалобы: «Будучи под Азовом, умышлением еретика-иноземца, Францка Лефорта, чтобы благочестию великое препятствие учинить, чин их, московских стрельцов, подвел он, Францко, под стену безвременно, и, ставя в самых нужных в крови местах, побито их множество; его же умышлением делан под их шанцы, и тем подкопом он их же побил человек с 300 и больше».
Это - очень важное, показательное письмо!
Стрельцы ругают в нем любимца Петра I, еретика-иноземца, ни словом не вспоминая князя Голицына, который, во-первых, с французскими иезуитами беседовать любил, а во-вторых, оба Крымских похода провел крайне неудачно. Почему же стрельцы забыли два Крымских похода и обиделись на руководителей Азовских походов?
Петру I так и не удалось отыскать переписку Софьи со стрельцами, поэтому говорить о том, что царевна являлась руководителем заговора и мятежа нельзя. Но все косвенные улики показывают, что нити бунта 1698г. ведут в Новодевичий монастырь, где находилась Софья, и одной из косвенных улик является письмо, выдержка из которого приведена выше. Стрельцы не просто жаловались царю на худое свое житье, они говорили ему эдак, вскользь, что Лефорта он зря в дружки свои записал, что Азовские походы не такие уж удачные.
В те же дни стрелецкого выступления по столице прошел страшный слух о том, что Петр I в Европе умер. Бояре запаниковали. Из-за весенней распутицы почта долго не поступала, и это обстоятельство еще более встревожило бояр. Как бы то ни было, а весной 1698г. со стрельцами удалось договориться. Но Петра I такой исход дела не порадовал. Он писал Федору Юрьевичу Ромодановскому, возглавлявшему Преображенский приказ: «В том же письме объявлен бунт от стрельцов, и что вашим правительством и службою солдат усмирен.
Зело радуемся, только зело мне печально и досадно на тебя, для чего ты сего дела в розыск не вступил. Бог тебя судит! Не так было говорено на загородном дворце в сенях. А буде думаете, что мы пропали (для того, что почты задерживались) и для того боясь, и в дело не вступаешь; воистину, скорее бы почта весть была; только, слава Богу, ни один не умер: все живы. Я не знаю, откуда на вас такой страх бабий! Мало ль живет, что почты пропадают?.. Неколи ничего ожидать с такою трусостью! Пожалуй, не осердись: воистину от болезни сердца писал».
Петр понял и цели заговора, и очаг, откуда распространялся огонь, и причину «страха бабьего» у бояр. Он уже знал, что нужно делать. Но Ромодановский еще сомневался. В конце мая был издан указ стрельцам оставаться на местах, а тех, кто покинет службу и вернется в столицу - посылать в Малороссию на вечное житье. Жить там в тот век было несладко.
Стрельцы не подчинились. С Литовской границы сбежали 50 стрельцов: их арестовали, но соратники выручили друзей. Маслов, один из стрельцов, зачитал письмо от Софьи. В нем царевна уговаривала воинов явиться в Москву и разбить лагерь неподалеку от Новодевичьего монастыря. А если стрельцов не пустят в столицу воины Петра, то нужно разгромить их. За такое письмо (если бы его нашли) Софье грозила бы смертная казнь. Маслов зачитал соратникам обращение царевны, стрельцы решили идти на Москву. Столица всполошилась. Из города по деревням потянулись люди, бедные и богатые. События 1682г. помнили многие. Бояре доверили войско Шеину, в помощники ему назначили генерала Гордона и князя Кольцова-Масальского. Гордон перекрыл подходы к Воскресенскому монастырю, куда устремились мятежники. Стрельцы увидели перед собой силу, и спесь их угасла. Слегка. Гордон не хотел кровопролития и пытался миром окончить дело. Стрельцы стояли на своем: нас незаслуженно обижают, посылают в самые трудные места, не дают увидеть жен, стариков-родителей.
Гордон проявил терпение. Он не спешил. За время переговоров немецкий артиллерист полковник Краге расставил пушки так, что лагерь стрельцов оказался под перекрестным огнем.
Утром 18 июня Гордон вновь пытался договориться со стрельцами. Они заявили, что либо войдут в Москву, либо погибнут в бою. Им очень хотелось обнять своих жен и детей! А может, быть, им хотелось освободить Софью, привести ее в Кремль?
Генерал Гордон вернулся на свои позиции, и московские пушки дали залп - снаряды полетели на лагерь противника. Следующие 4 залпа сгубили много стрельцов, а они не могли дать достойный отпор Гордону. Сражение продолжалось недолго. Бунтовщиков переловили и отправили в темницы Воскресенского монастыря. Начался розыск. Царю послали очередное письмо. Оно застало его в Вене. Петр I, не мешкая, выехал в Россию.
Пытаясь отыскать письмо Софьи, розыск и дознание бояре вели по всем правилам тогдашней «пыточной» науки. Но стрельцы не сдали царевну: самые жестокие пытки выдержали они, ни намеком не обмолвились о письме. Бояр это устроило. Они повелели повесить «всего» 56 человек, остальных заключили в темницы разных монастырей. (По сведениям генерала Гордона, воевода Шеин, руководивший дознанием, приказал повесить около 130 человек, отправить в монастыри 1845 человек, из которых впоследствии сбежало 109 человек.)
В столицу явился Петр I. 26 августа в селе Преображенское он начал преображать Россию: самодержец лично обрезал боярам бороды, укорачивал длинные одежды, приказывал одеваться по-европейски. Стрельцы, борцы за русскую старину, молча наблюдали за происходящим обновлением. Они боялись худшего, и худшее пришло.
В середине сентября царь приказал свезти в Москву и ближайшее Подмосковье провинившихся стрельцов, и началось страшное следствие. В Преображенском Ф. Ю. Ромодановский, получивший нагоняй от Петра, исправлял свою ошибку. В 14 -ти специально оборудованных камерах производились пытки. Руки стрельцам за спиной привязывали к перекладине, били несчастных кнутом «до крови на виске». Если пытаемый не сдавался, не наговаривал на себя, то его выводили на улицу, где горели 30 костров. Многие пытку углями не выносили, кричали, но даже в диком крике не сдавали Софью. Не руководила она заговором! Некоторые воины пыток не выдерживали, «сознавались», что хотели перебить иностранцев в Немецкой слободе и посадить на русский престол Софью. Но даже поджаренные, истекающие кровью стрельцы, даже в полуобморочном состоянии не сдавали царевну: она не участвовала в мятеже.
Петр повелел пытать еще изощреннее. И тогда те, что послабее, не вынесли. Оказывается, стрелец Васька Тума получил письмо Софьино от нищенки. Нищую нашли. Васька признал ее. Она не признала его, и даже под пытками не созналась ни в чем.
На допросы и пытки брали слуг царевны, сестру ее Марфу. Ничего они не сказали. Следствие зашло в тупик. Пора было кончать со стрельцами. В последний день сентября перед воротами Белого города плотники установили виселицы. Патриарх попытался приостановить расправу. Петр I обошелся с ним сурово. Монарху не нужны были патриархи, царь разговаривал с владыкой как с мальчишкой. Остановить Петра не смог бы никто. Если верить некоторым данным, сын Тишайшего собственноручно отрубил головы пятерым стрельцам перед тем, как длинная вереница телег потянулась из Преображенского к виселицам, аккуратно расставленным перед воротами Белого города.
На каждой телеге со свечами в руках сидели, угрюмо озираясь, по два приговоренных. За телегами шли стрельчихи и их дети, стрельчата. И стоял бабий вой над Москвой. В первый день повесили 201 стрельца. Затем был устроен перерыв на 11 дней. Продолжились пытки...
С 11 по 21 октября в Москве ежедневно казнили изменников. На Красной площади, в Преображенском, у ворот Белого города, неподалеку от Новодевичьего монастыря: перед окнами кельи, в которой проживала Софья, повесили 195 человек. В феврале казнили 177 человек. К делу стрельцов царь возвращался вплоть до 1707г., когда казнили наконец-то Маслова, читавшего «письмо Софьи» соратникам.
Казни стрельцов в Москве при Петре I. Гравюра из книги И. Корба «Дневник путешествия в Московию в 1698г.». 1700г.
Уцелевших после казни воинов разбросали по тюрьмам, а тех, кому уж совсем повезло, сослали в приграничные города на каторжные работы. Некоторые добросердечные люди обвиняют в неоправданной жестокости Великого Преобразователя Петра I, но жестокость та была оправданной, как это ни печально звучит. «Стрелец Жукова полка, Кривой, содержащийся в Вологодской тюрьме, со зверским бешенством кричал перед другими колодниками и посторонними людьми: «Ныне нашу братию, стрельцов, прирубили, а остальных посылают в Сибирь: только нашей братии во всех странах и в Сибири осталось много. И в Москве у нас зубы есть, будет в наших руках и тот, кто нас пластал и вешал. Самому ему торчать на коле».
Петр I знал о настроениях стрельцов, иллюзий по отношению к ним он не питал. И в бедах этих воинов «боярского века», «бунташного века» в большей степени повинна царевна Софья, чем ее великий брат. Политика несостоявшейся «самодержицы», опиравшейся на силу стрелецких полков, избаловала воинов; выборные стрельцы и полковники ощущали себя государственными людьми, и это их ощущение передавалось несчастным воинам. Софья и только Софья повинна в трагедии 1698г.
Расправа над стрельцами
Уверенная и смелая расправа над стрельцами, напугавшая даже европейских дипломатов и политиков, показала, что из шумного, увлекающегося мальчика и неугомонного юноши, Петр I превратился в решительного государственного деятеля, готового пойти на все ради достижения своих целей. А они у российского монарха уже определились: обновление снизу доверху всех сфер жизни и быта державы, реформа государственного управления в центре - в Москве, и на местах - во всех городах страны, организация светского высшего образования, реорганизация армии, коренное изменение взаимоотношений между Церковью и государством, развитие промышленности, кораблестроения... и так далее вплоть до изменения летосчисления на европейское. По глубине и всеохватности преобразования Петра I являются уникальными даже в насыщенной событиями мировой истории.
В сентябре 1698г. Петр I отправил Евдокию Федоровну в суздальский Покровский монастырь. Она не верила, что он охладел к ней навсегда. А у него к ней, может быть, и не было никогда никаких нежных чувств. Женился он на ней по воле матушки, а теперь, когда Натальи Кирилловны не стало, Петр I потянулся к новым женщинам. Любви он искал, не обращая внимания на старые обычаи, на церковные обряды и законы. Он увлекся немкой Анной Монс. И повелел Евдокию насильно постричь в монахини. Евдокия сопротивлялась, не желала принять постриг добровольно. Надеялась на то, что угомонится муж, набегается по немкам да в семью вернется, еще любила она жизнь светскую.
Архимандрит суздальского Покровского монастыря, жалея Евдокию, отказался творить незаконное, богопротивное дело, и его отправили в Преображенский приказ - на пытки.
Но главное, что интересовало царя, - создание флота. Еще стрельцов не всех перевешали, а Петр уже в Воронеж уехал, чтобы лично проследить, как там строят суда. В это время из Турции пришла весть о том, что русский дипломат Возницын заключил с Османской империей не очень выгодное перемирие - всего на 2 года. Маловато! Петру нужен был прочный мир с южным соседом перед войной со Швецией. Уже в 1698-1699 гг. монарх знал, что эта воина за год-два не закончится. И он решил продолжить переговоры с турками.
Вернувшись из Воронежа, царь задумал новое дело: издал указ об учреждении Бурмистерской палаты. Он дал право самоуправления тяглым общинам посредством выборных Бурмистерских палат. Эти палаты (а за ними и все тяглые люди) были изъяты из ведения воевод и подчинены московской Бурмистерской палате, также выборной.
Царица Евдокия Федоровна в монашеском платье (с литогр. К. Эргота)
Воеводы лишились права «заведовать» торговыми людьми, а значит, и возможности наживаться за счет купцов. Теперь за этим следили выборные бурмистры из купцов. Местные органы самоуправления могли судить воевод за притеснения купцов и зависели от московской бурмистерской палаты. Цель этого преобразования была двойная: оно должно было «избавить торговое и промышленное сословие от тех утеснений, какие оно терпело от приказов и воевод» и повысить на местах сборы в казну. Идею реформы Петр I заимствовал в европейском муниципальном городском строе.
Не успели люди понять, что же им даст эта реформа, а царь уже снарядил «дипломатический флот» в Турцию. Русские еще не прибыли в Константинополь, а Петр I уже отменил празднование Нового года 1 сентября, перенес праздник на 1 января и приказал праздновать новый 1700-й год целых 7 дней.
Погулять-то русские люди, особенно в Новый год, да семь дней кряду, да под фейерверки и пушечную стрельбу, да с мохнатыми елочками, выставленными по указу царя перед воротами домов, ни в жизнь бы не отказались! Гуляли они и радовались. И невдомек им было: почему же царь Новый год перенес? Какая с того выгода? А выгода была в экономии летнего, страдного времени...
Не успели русские люди к новому Новому году привыкнуть, а на их головы посыпались один за другим указы: о бородах и одежде, свадьбах и женитьбе (родители теперь не имели права принуждать детей вступать в брак), о запрещении носить острые ножи и заниматься всем, кому ни захочется, врачеванием...
Подготовка к войне со Швецией
В это же время Петр I проводит дипломатическую подготовку к войне со Швецией. Осенью в Преображенском втайне он провел переговоры с Паткулем, посланником польского короля Августа, после чего заключил договор, обязавшись поддержать Польшу в войне против Швеции - но только после того, как будет подписан договор о мире между Россией и Турцией.
Дания начала военные действия против герцогства Голштейн-Готторпского (союзника Швеции), а поляки осадили Ригу. Швеция на рубеже XVII-XVIII вв. значительно усилилась. Но датчане и поляки вступили в войну, не боясь 18-летнего шведского короля Карла XII, любителя охоты и пиров. Мальчишеские забавы отвлекали короля от государственных дел, и, казалось, он так и останется страстным охотником и гулякой.
Но, узнав о нападении сразу двух врагов, Карл XII вмиг преобразился и втайне ото всех прибыл в войско и переправился с ним в Данию, проявив исключительные качества крупного полководца. Противники были ошеломлены от преподанного им блестящего урока. Дания вышла из войны, заключив со
Швецией мир. Слухи о «Северном Александре Македонском», как стали называть вчерашнего любителя охоты, еще не достигли России, а Петр, получив вести о мире с Турцией, уже объявил Швеции войну и выступил в поход на Нарву.
В конце августа 1700г. русские осадили крепость Нарву. Петр I доверил большую (до 40 тысяч человек) армию генерал-фельдмаршалу Н. Ф. Головину. Он предложил коменданту крепости Горну сдаться. Тот отделался усмешкой. Русские стали готовиться к боевым действиям. Но через два дня до Головина дошел слух о том, что Карл XII, разгромив датчан, совершил с отборным войском быстрый бросок по морю, высадился в Пернау и двинулся к Нарве.
Петр I укрепил русское войско полком князя А. И. Репнина и казаками, а главнокомандующим назначил герцога де Круа: не верил монарх в русских генералов. Де Круа, известный в Европе военачальник, умел побеждать. За 17 лет службы в Дании и у римского императора он доказал это. Но однажды армия, которой он командовал, после неудачной осады Белграда отступила с большими потерями. Для честолюбивого генерала удар был настолько сильным, что он надолго оставил службу. И все-таки принял потом приглашение русского царя, захватил с собой (согласно договору) немецких офицеров, прибыл в Нарву... и загрустил. Петр I взял его с генералом Алартом осматривать Нарву. Герцог повеселел, ехал в красном мундире, не боялся пуль. Царь с трудом уговорил его надеть серый плащ. Осмотрев крепость, де Круа ушел в палатку, сел на скамью и долго о чем-то думал.
Шведов он знал - прекрасные воины, великолепные военачальники! А тут еще появился у них свой, пусть Северный, Александр Македонский. Справиться с такой армией очень сложно. Петр I герцогу понравился. Напористый человек, неординарного мышления организатор. Но... русские! Разве это войско? Толпа мужиков, вчера ходивших за сохой!
Царь 7 раз посылал за ним слугу. Герцог ссылался на головную боль, думал, как поступить. Тогда Петр сам явился к нему, уговорил его принять армию, и герцог занялся осадными работами.
Петр отправился в тыл, де Круа остался с армией. Борис Петрович Шереметев, руководивший нерегулярной конницей, предложил интересный план: оставить часть войска под крепостью, а с отборными отрядами выдвинуться вперед, встретить противника в выгодной для себя местности и дать бой.
Де Круа промолчал, не стал обижать достойнейшего человека, который недавно осуществил по заданию Петра «дипломатический вояж» по странам Европы, произвел изысканными манерами, тонким пониманием любой сложнейшей ситуации, великолепным знанием истории и чувством такта хорошее впечатление на императора Леопольда и Папу Римского, дожа Венецианской республики и великого магистра Мальтийского ордена. Уважаемый в Европе вельможа, начальник нерегулярной конницы. Но разве может он понять, что такое современная армия? Де Круа не представлял себе удобной позиции, где русские могли бы одержать победу над шведами. Он даже подумать не мог, что перед ним стоит человек, который вскоре будет бить шведов и на суше и на море!
Карл XII стремительно провел свое войско из Пернау до Нарвы, утром воспользовался туманом, неожиданно напал на противника и устроил русским, такую трепку, которую они запомнили надолго. Запомнили, чтобы отомстить. Де Круа проиграл сражение. Не помогли ему и немецкие офицеры. Их крикливые команды русские не понимали. Осознав бесполезность сопротивления, де Круа и его офицеры сдались шведам.
Русские, оставшись без общего руководства, дрались до последнего - до вечера. Ничего у них не было: ни штаба, ни командующего, ни опыта, ни пушек (старые пушки разрывались, губили прислугу), ни ружей (выходили из строя старые ружья), ни царя-батюшки. Ничего! Но они не сдались. Они дрались (особенно хорошо - Преображенский, Семеновский и Лефортовский полки), они выстояли, не дали смять себя. Де Круа, уже отведенный от места сражения на приличное расстояние, слышал грохот снарядов и недоумевал: неужели русских еще не уничтожили?
И никто в Европе не верил, что русские, казалось, навсегда отставшие от европейских держав в военно-техническом отношении, пережившие мятеж стрельцов, уничтожившие цвет своего войска и не имевшие ни одного высшего учебного заведения, в котором воспитывались бы военные кадры, могут выиграть войну у Швеции. Но в это верил русский царь Петр I.
Стрельцы заслуженно считали себя военной элитой России. Они героически сражались с неприятелем, обживали новые земли, но также стрельцы, недовольные своим положением, подрывали устои русской государственности.
Как все начиналось
В 1546 году новгородские пищальники пришли к Ивану Грозному с челобитной, однако их жалобы царем выслушаны не были. Обиженные просители устроили бунт, который вылился в массовые столкновения с дворянами, где были и раненые, и убитые. Но дальше – больше: собравшегося ехать в Коломну царя бунтари не пустили, заставив государя добираться объездной дорогой.
Это событие разгневало царя, что имело свои последствия. В 1550 году Иван Грозный издает указ о создании постоянного стрелецкого войска, которое пришло на смену опальным пищальникам.
Первых стрельцов набирали «по прибору» (по найму), и состав их пополнялся в основном из бывших пищальников, приспособленных к военной службе. Поначалу количество стрелецкого войска было небольшим – 3000 человек, разделенных на 6 приказов. Туда большей частью входило свободное посадское или сельское население, а вот командовали приказами выходцы из бояр.
Несмотря на то, что в стрельцы нанимались преимущественно люди бедного сословия, попасть туда было не так просто. Людей брали по доброй воле, но главное - умевших стрелять. Однако позднее стали требовать поручительства. Достаточно было нескольких человек из бывалых стрельцов, своим поручительством отвечавших за побег новобранца со службы или утерю им оружия. Предельный возраст для вновь нанимаемых был не выше 50-ти лет – это немало, учитывая небольшую среднюю продолжительность жизни в то время. Служба была пожизненной, однако она могла передаваться и по наследству.
Быт
Квартировались стрельцы в слободах, получая там усадебное место. Им предписывалось разбить огород и сад, а также построить дом. Государство обеспечивало поселенцев «дворовой селитьбой» – денежной помощью в размере 1-го рубля: неплохое финансовое подспорье, учитывая, что дом по расценкам XVI столетия стоил 3 рубля. После гибели или смерти стрельца двор сохранялся за его семьей.
В отдаленных слободах жили очень просто. Улицы были в основном немощеные, а курные (без печной трубы) избы покрыты берестой или соломой, как таковых окон не было, тем более обтянутых слюдой – в основном это маленькие прорези в бревенчатой стене с промасленным холстом. В случае неприятельского набега осадное положение слободчане пересиживали за стенами ближайшей крепости или острога.
Между военной службой стрельцы занимались разными промыслами – столярным, кузнечным, колесным или извозом. Работали только под заказ. Ассортимент «стрелецких» изделий впечатляет – ухваты, рогачи, сошники, дверные ручки, сундуки, столы, повозки, сани – это лишь малая толика из возможного. Не забудем, что стрельцы наряду с крестьянами также были поставщиками продовольствия для города – их мясо, птица, овощи и фрукты всегда были желанными на городских базарах.
Одежда
Стрельцы, как и положено в профессиональной армии носили форменную одежду – повседневную и парадную. Особенно хорошо смотрелись стрельцы в парадной форме, облаченные в длинные кафтаны и высокие шапки с меховыми отворотами. Форма хоть и была единообразная, но с цветовыми отличиями для каждого полка.
Например, стрельцы полка Степана Янова красовались светло-синим кафтаном, коричневым подбоем, черными петлицами, малиновой шапкой и желтыми сапогами. Часть одежды – рубахи, порты и зипуны – стрельцам приходилось шить самим.
Оружие
История сохранила нам любопытный документ, где описана реакция вяземских стрелков на получение нового оружия – фитильных мушкетов. Солдаты завили, что «из таких мушкетов с жаграми (фитильным курком) стрелять не умеют», так как «были де у них и ныне есть пищали старые с замки». Это никоим образом не свидетельствует об отсталости стрельцов в сравнении с европейскими солдатами, а скорее говорит об их консерватизме.
Наиболее привычным оружием для стрельцов была пищаль (или самопал), бердыш (топор в виде полумесяца) и сабля, а конные воины даже в начале XVII столетия не желали расставаться с луком и стрелами. Перед походом стрельцам выдавалась определенная норма пороха и свинца, за расходом которой следили воеводы, чтобы «без дела зелья и свинцу не теряли». По возвращении остатки боеприпасов стрельцы обязаны были сдавать с казну.
Война
Боевым крещением для стрельцов стала осада Казани в 1552 году, но и в дальнейшем они были непременными участниками крупных военных кампаний, имея статус регулярного войска. Стали они свидетелями и громких побед, и болезненных поражений русского оружия. Довольно активно стрельцы призывались на охрану всегда неспокойных южных границ – исключение делалось лишь для малочисленных гарнизонов.
Излюбленной тактикой стрельцов было использование полевых оборонительных сооружений, именуемых «гуляй-город». Стрельцы зачастую уступали противнику в маневренности, а вот стрельба из укреплений была их козырем. Комплекс телег, оснащенных крепкими деревянными щитами, позволял защититься от мелкого огнестрельного оружия и, в конечном итоге, отразить атаку неприятеля. «Если бы у русских не было гуляй-города, то крымский царь побил бы нас», – писал немецкий опричник Ивана Грозного Генрих фон Штаден.
Стрельцы в немалой степени поспособствовали победе российской армии во Втором Азовском походе Петра I в 1696 году. Русские солдаты, обложившие Азов в долгой бесперспективной осаде, уже готовы были повернуть назад, как стрельцы предложили неожиданный план: нужно было возвести земляной вал, приблизив его к валу Азовской крепости, а затем, засыпав рвы, овладеть крепостными стенами. Командование нехотя приняло авантюрный план, но он в итоге с лихвой себя оправдал!
Бунт
Стрельцы были постоянно недовольны своим положением – все-таки они считали себя воинской элитой. Как когда-то пищальники ходили с челобитной к Ивану Грозному, стрельцы жаловались уже новым царям. Эти попытки чаще всего не имели успеха и тогда стрельцы бунтовали. Они примыкали к крестьянским восстаниям – армии Степана Разина, организовывали собственные мятежи – «Хованщина» в 1682 году.
Однако бунт 1698 года оказался самым «бессмысленным и беспощадным». Заключенная в Новодевичий монастырь и жаждущая трона царевна Софья своими подстреканиями разогрела и без того накаленную обстановку внутри стрелецкого войска. В итоге, сместившие своих начальников 2200 стрельцов направились в Москву для осуществления переворота. 4 отборных полка, посланные правительством, подавили бунт в зародыше, однако главное кровавое действо – стрелецкая казнь – было впереди.
За работу палачей по приказу царя пришлось взяться даже чиновникам. Присутствовавший на казнях австрийский дипломат Иоганн Корб ужасался нелепостью и жестокостью этих казней: «один боярин отличился особенно неудачным ударом: не попав по шее осужденного, боярин ударил его по спине; стрелец, разрубленный таким образом почти на две части, претерпел бы невыносимые муки, если бы Алексашка (Меншиков), ловко действуя топором, не поспешил отрубить несчастному голову».
Срочно вернувшийся из-за границы Петр I лично возглавил следствие. Результатом «великого розыска» стала казнь практически всех стрельцов, а немногие уцелевшие были биты кнутами, клеймены, некоторые посажены в тюрьму, а другие сосланы в отдаленные места. Следствие продолжалось вплоть до 1707 года. В итоге дворовые места стрельцов раздали, дома продали, а все воинские части расформировали. Это был конец славной стрелецкой эпохи.
